На полпути к могиле - Страница 40

— А с ней что ты сделал?

— Тела парней сбросил у клуба, а фургон увел и оставил подальше на шоссе. Кто-нибудь ее найдет, определит имя по номерам и решит, что они, изнасиловав ее и отравив наркотиком, скрылись. По крайней мере один из них. Внутри осталась кровь. Полиция предположит, что сбежал тот, кто убил обоих. Такое случается не в первый раз.

— По крайней мере, родители узнают и не будут до конца жизни мучиться неизвестностью.

Мне горько было думать о незнакомой семье, где прозвучит этот ужасный телефонный звонок. Я уронила голову на руки. В висках билась боль. Малая цена за все, что случилось.

— А Хеннесси? Что, ты думаешь, он будет делать? Попробует что-то предпринять или будет скрываться и дальше?

Кости невесело рассмеялся:

— Хеннесси теперь знает, что я за ним охочусь. Он и раньше подозревал, но теперь наконец получил доказательство. Он попробует что-нибудь предпринять, как не попробовать. Но когда и где, не представляю. Возможно, на время затаится, а может — сразу попытается меня убрать. Не знаю, но наверняка это не конец.

— Это я виновата, что Хеннесси ушел. Господи, какая глупость — не заметить, что что-то не так, пока не стало слишком поздно.

— Ты не виновата, Котенок.

Его руки легли мне на плечи, он придвинулся ближе, и до меня запоздало дошло, что я в тот вечер и с ним вела себя странно. И вот мы с ним в постели, он голый, и я не слишком одетая. Ничего хорошего.

Я слезла с кровати, повернулась к нему спиной, желая оказаться как можно дальше. Это наркотики заставили меня с ним целоваться, наркотики. Я повторила это еще раз-другой, и мне полегчало.

— Кости, я… я должна тебя поблагодарить. Ты спас мне жизнь. Я вырубилась сразу, как нажала кнопку, и он бы выпил меня досуха. Но ты понимаешь, я… я держалась с тобой так смело только из-за химии, которую они мне подсунули. Конечно, я не виню тебя за то, что ты этим воспользовался. Конечно, для тебя это ничего не значит. Я только хотела сказать, что и для меня это тоже ничего не значит…

Я так и стояла к нему спиной, мечтая, чтобы на мне было побольше одежды. Даже в тридцатислойной броне опасно оставаться с ним рядом.

— Обернись. — В его голосе звучало что-то непонятное.

Не знаю что, но точно не радость.

— Э, если бы ты сдвинул эту плиту, чтобы мне выйти и…

— Повернись. — Теперь я распознала, что это было.

Угроза.

Я медленно развернулась к нему лицом. Он неожиданно оказался прямо передо мной — все еще совершенно обнаженный. Щеки у меня вспыхнули, но я решительно не опускала глаз. Тоже не лучше. Взглянув ему в лицо, я вздрогнула.

— По правде сказать, мне неловко, что ты голый, — проговорила я, попытавшись — неудачно — выдержать нормальный тон.

Он выгнул брови:

— А почему тебя это беспокоит, пушистик? Как-никак, ты мне ничем не обязана, кроме простой благодарности. И голых мужчин тебе приходилось видеть, так что не трудись краснеть передо мной. Так что же тебя волнует, а? Что волнует меня, я знаю… — Спокойная насмешливая речь перешла в свирепое рычание. — Меня волнует, что ты смеешь стоять тут и говорить мне, что для меня значит или не значит прошлая ночь. Что целовать тебя и обнимать — для меня ничего не значит. И — мало того! — что ты мне отвечала только потому, что была не в себе. Восхитительно! Знаешь, что сделала с тобой та первая доза, прежде чем вторая вогнала тебя в кому? Она насыпала тебе муравьев в задницу!

При этих словах он отшвырнул закрывавшую выход плиту. Я стояла, разинув рот от ярости, а он злобно ткнул пальцем в дверь:

— Убирайся, пока я не вышел из себя, не то увидим, так ли тебе противно со мной целоваться!

Я решила, что осмотрительность — лучшая часть доблести, и вышла. Очень быстро.

11

— У тебя есть сегодняшние конспекты? Я проспала, только сейчас проснулась. Что, была такая же скукота, как в прошлый раз?

Стефани слушала тот же курс физики, что и я. Когда слушала. Она пропускала две лекции из пяти, зато, выходя из аудитории, я неизменно встречала ее. Сдается мне, ей нравилось болтаться по кампусу. Общение ей было куда нужнее, чем все эти курсы.

Стефани была хорошенькой брюнеткой, яркой личностью, и последние пять дней она потратила на то, чтобы извлечь меня из раковины. Занятия начались в понедельник, а теперь была пятница, и до сих пор во всем большом переполненном кампусе я разговаривала только с ней. Издавна привыкнув к отсутствию друзей, я не решалась завязывать обычную дружелюбную болтовню. Если речь не шла о трупах, школе или вишневых садах, я решительно не знала, что сказать. Стефани это не остановило. Она была веселой и охотно болтала за двоих. Почему-то я понравилась ей с первого взгляда.

— Да, есть. Хочешь скопировать?

Она ухмыльнулась:

— Да нет, все равно я их не читаю. Учиться — такая скука. К тому же вся эта чушь мне в жизни не понадобится, так кому она нужна?

Стефани была новичком, но во многих отношениях опытнее меня. Уже во втором разговоре после занятий она призналась, что встречалась с парнями с двенадцати лет, лишилась девственности в четырнадцать и находит мужчин приятными и удобными, как гамбургеры.

— А зачем ты поступила в колледж? — с улыбкой спросила я.

Она многозначительно кивнула проходившему мимо мужчине.

— Ради парней. Их здесь полным-полно. Прямо буфет с бесплатной закуской!

Было у них с Кости что-то общее. Он бы тоже назвал кампус буфетом с бесплатной закуской, хоть и подразумевал бы при этом немножко иное.

От встреч с ним я уклонялась с того воскресного утра, когда проснулась у него в постели. В среду у нас была назначена встреча в пещере, но я не пошла. Никак не могла разобраться в своих чувствах и мыслях. В них все начисто перевернулось. За последние семь недель я от всепоглощающей ненависти дошла до того, что меня необъяснимо тянуло к нему.